ВСТУПЛЕНИЕ И ОГЛАВЛЕНИЕ.(Можно скачать весь материал в .DOC или в
.FB2)
«...Потребовался бы целый том совершенно иного характера, чтобы обрисовать даже в самых общих чертах те практические меры, в которые эти идеи могли бы постепенно воплотиться. Но если сами идеи правильны - а из этой гипотезы автор неизбежно должен исходить,- то было бы ошибкой, как я считаю, оспаривать их потенциальные возможности. В настоящее время люди особенно ждут более глубокого диагноза, особенно готовы принять его и испробовать на деле все, что будет казаться имеющим хоть какие-нибудь шансы на успех. Но даже и помимо этого современного умонастроения, идеи экономистов и политических мыслителей - и когда они правы, и когда ошибаются - имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности только они и правят миром. Люди практики, которые считают себя совершенно неподверженными интеллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад. Я уверен, что сила корыстных интересов значительно преувеличивается по сравнению с постепенным усилением влияния идей. Правда, это происходит не сразу, а по истечении некоторого периода времени. В области экономической и политической философии не так уж много людей, поддающихся влиянию новых теорий, после того как они достигли 25- или 30-летнего возраста, и поэтому идеи, которые государственные служащие, политические деятели и даже агитаторы используют в текущих событиях, по большей части не являются новейшими. Но рано или поздно именно идеи, а не корыстные интересы становятся опасными и для добра, и для зла...» (Д. М. Кейнс "Общая теория занятости, процента и денег".)
Опыт крайне бурных восьми десятилетий, прошедших с выхода этой фундаментальной работы Д.М.Кейнса, показывает, что миром, к сожалению, правят ни столько идеи, сколько общие, консолидированные интересы (включая, разумеется, и - корыстные) господствующих социальных слоёв общества. Идеи же служат лишь инструментами по реализации этих интересов. Ложные идеи, целенаправленно внедряемые в массовое сознание подвластных народов, используются для маскировки реальных мотивов и действий властьимущих, зачастую весьма неприглядных, а идеи истинные подсказывают господам как выводить подначальное общество из сложных, критических ситуаций (в которые, как правило, они же сами его и завели).
Д.М. Кейнс писал свою «Общую теорию» именно тогда, когда господствующий буржуазный класс Европы и Америки столкнулся с серьёзными экономическими проблемами, вызвавшими Великую Депрессию 30-х годов, и ему было не до бутафории. Срочно требовался эффективный антикризисный план, все были готовы «испробовать на деле все, что будет казаться имеющим хоть какие-нибудь шансы на успех». Востребованность рецептов Кейнса, лёгших в основу «нового курса» Теодора Рузвельта, скорее всего, и породила веру первого в правящие миром идеи. Но, как только кризис закончился, опыт эффективных антикризисных мероприятий был усвоен и занесён в соответствующие руководства, всё вернулось на круги своя. У сильных мира сего снова стали популярны «сумасбродные идеи академических писак», поскольку в деле сохранения установившегося статус-кво они были удобнее, чем беспристрастные научные знания.
Не удивительно, что гегелевское определение истории как предмета, который учит только тому, что он никого ничему не учит, до сих пор остаётся актуальным и популярным. Любая настоящая наука неотделима от описания множества наблюдений и экспериментов, результаты которых вместе с самой теорией учат людей (передают от поколения к поколению соответствующие знания). Массив реальных исторических событий по своей сути является единственно возможным лабораторным журналом учёных-обществоведов, который обязан учить по определению. И если этот журнал, как верно подметил Гегель, ничему не учит, не находит своего применения при передаче обществоведческих знаний, то значит в данной области мы имеем дело с чем угодно, только не с наукой. Может - с идеологией или религией, с «сумасбродными идеями академических писак», но точно - не с информацией, накопление и верификация которой осуществляются через практическую деятельность и эксперимент.
Самое расхожее оправдание хронической квазинаучности обществоведческих знаний ссылается на, якобы, господствующий в человеческой среде хаос, исключающий наличие каких-либо познаваемых объективных закономерностей по определению. Правящий миром иррациональный произвол индивидуальной воли и случая в принципе не позволяет выстроить научную модель общественных процессов, поэтому, как над ней не бейся, максимум получится красивая религия идеологического толка (вроде марксизма или философии «общечеловеческих ценностей»), не пригодная для прогнозирования, планирования и управления.
По мнению автора, достаточным основанием не воспринимать всерьёз это оправдание служит бесспорный факт наличия в любом, мало-мальски развитом обществе социальной группы, которую плохие неожиданности всегда обходят стороной, для которой любая война – мать родная. В жизнедеятельности этих замечательных людей, как правило, позитив многократно перевешивает негатив, вне зависимости от происходящего со всеми остальными (в современной, постсоветской России эта разница просто режет глаз). Феномен стабильного, локального благополучия слоя избранных, с одной стороны, доказывает то, что какие-никакие общественные закономерности в этом мире всё же действуют. С другой стороны, этот же феномен подсказывает самую вероятную причину хронической импотенции учёных-обществоведов (из-за которой, несмотря на фантастический научно-технический прогресс и колоссальны багаж эмпирических наблюдений, они и сегодня продолжают упражняться в отвлечённой философии и откровенной демагогии).
Скорее всего, именно сильные и богатые мира сего поддерживают массовую обществоведческую безграмотность, консервируемую отсутствием нормального научного обществоведения, поскольку это неведение очевидным образом затрудняет самоорганизацию гражданской массы в отстаивании своих интересов, помогает обитателям верхних слоёв общества поколениями держаться за насиженное место несмотря на хронические «благородные болезни» (шкурное разложение, самодурство, алчность, некомпетентность и пр.). Сами-то государственные элиты худо-бедно в устройстве подначального общества кое-что понимают, получая необходимую информацию и навыки «методом тыка», по-ремесленному, пробами и ошибками, через шишки подначальных народов. Последним же разбираться в высоких обществоведческих материях не положено (поэтому в школах и вузах обществоведы, что красные, что белые, кормят аудиторию, исключительно, псевдонаучной беллетристикой).
Кстати, забегая вперёд, именно последнюю гипотезу непредвзятый анализ и подтвердил. Оказалось, что формулирование основных законов, управляющих человеческим обществом, никаких уникальных научных знаний не требует. Вся информация уже есть, к ней просто надо подойти «инженерно», без «гуманитарного» тумана. Кроме того, в официальной версии «правильного общественного устройства» вполне явственно проявилась рука господствующих классов, так как самые основные пробелы и манипуляции казённых теоретиков (когда их теории стало с чем сравнивать), обнаружились именно там, где им и следует быть, где высокие работодатели этих «учёных» - либо нагло приворовывают из общественных благ, либо подпирают своё неправедное господство.
Наряду с мотивами, двигавшими автором, во вступлении принято упоминать новизну публикуемой работы. Думаю, в данном случае можно ограничиться единственным пунктом - констатацией непрерывности, целостности новой теории (взаимосвязи всех её разделов и моделей). Это первое обществоведение, где отсутствует как «горизонтальный» разрыв (микросоциальное «количество» монотонно преобразуется в «качество» макроуровня), так нет и разрывов «вертикальных», между специализированными макроразделами (в частности, экономическая теория теперь становится естественным разделом общей теории). В популярных сегодня учениях макроразделы существуют изолированно, представляя собой «чёрные ящики», разделённые по специализации. Связь между реакцией этих «ящиков» на внешнее воздействием устанавливается только эмпирически (максимум – статистически), а если учёные и снисходят до воспроизведения их начинки, то делают это чисто философски, подгоняя выдуманные ими микромодели (начиная с самих хомо-сапиесов) под наблюдаемые в человеческой массе «ящика» макропроцессы.
Самый наглядный пример такого разделения – классическая экономическая теория. Фигурирующие в ней макропараметры общества достаточно очевидны (чувствительны для членов общества), поэтому плохо поддаются фальсификации. Можно, конечно, до поры до времени прятать за фальшивой статистикой и демагогией реальное состояние производства, рынка, финансов, социальной сферы, экологии и пр., но с первым же кризисом правда всё равно вылезет наружу. Поэтому любым макроэкономистам, хотят они того или нет, приходится в своих теориях отражать такие неприятные проявления реальной экономики как безработица, инфляция, госдолг, провалы производства и жизненного уровня (без чего их «наука» была бы слишком откровенной липой, и потеряла бы способность влиять на массовое сознание).
Если бы микроэкономика не была надёжно отделена от суровой макроэкономической правды, нахватавшиеся популярных экономических знаний граждане смогли бы сложить все элементы мозаики, и начали задавать конкретным властьимущим лицам неприятные вопросы. Например, современные россияне смогли бы вполне научно связать ставшие притчей во языцех коррупционные рекорды своих чиновников (каждое из которых, само по себе, деяние микроэкономическое), с более чем посредственными макроэкономическими показателями страны в целом. И как бы тогда смог, например, наш Центробанк плодить красивые планы исправления этих показателей монетарными манипуляциями, если любому студенту-троечнику была бы понятна ничтожность «финансовых рычагов» (прямо вытекающая из формул учебника) при текущем уровне - казнокрадства, коррупции, распила-отмыва, отжима и других элитных грехов?
Когда же микроэкономисты живут сами по себе (от всяких обременений режущей глаз макропроблематикой надёжно избавлены), они могут свободно манипулировать понятиями и логикой, решая главную задачу: как бы преподнести обществу текущее положение вещей в экономическом микромире (установившееся среди квантов экономики статус-кво) - как наилучший вариант из всех возможных, как естественный, «природный» продукт пресловутой «невидимой руки» и «реальной демократии», которые всегда действуют во благо, и в которых что-то менять – делать только хуже.
Разумеется, микрораздел экономтеории местами пересекается с реальностью. Некоторые, описанные в нём закономерности и модели вполне адекватны. Хитрость заключается в том, что это ни совсем те модели и законы, которые через своё объединение (интегрирование по человеческой массе) создают макрообъекты и макропроцессы в массиве «экономических квантов». Например, в ряде развитых страны, недавних лидеров экономического роста, где население десятилетиями микроэкономически производит и потребляет только самое полезное, добросовестно повинуясь благотворной «невидимой руке», при полном одобрении экономических светил, вдруг, совершенно неожиданно, происходит макроэкономическая катастрофа (страна оказывается с многомиллиардными долгами, с миллионами безработных, без государственных активов, сопоставимых с размерами казённой задолженности) и толком, научно эту беду никто объяснить не в состоянии (а спрогнозировать – тем более).
Возвращаясь к новому обществоведению. Чтобы производить в обществе какие-либо масштабные преобразования, или, хотя бы, адекватно представлять траекторию его естественного дрейфа, надо это общество смоделировать (отразить его существенные характеристики в некой теоретической конструкции). Самой близкой к реальности моделью был бы массив из миллионов микромоделей конкретных граждан и их взаимосвязей. Но работать такая сверхсложная модель по понятным причинам не будет. Чтобы из неё вышел толк, количество действующих элементов должно быть уменьшено, миллионы должны быть корректно, без потери адекватности, «проинтегрированы» в минимум макросубъектов, отвечающих за исследуемые общественные процессы и состояния.
Это и было сделано. Все законы и элементы новой обществоведческой модели выводились последовательное, «снизу вверх», идя от проверенных естественно-научных основ и микросоциальной реальности, от модели отдельного индивидуума, доступной для наблюдения и проверки любому желающему (как её материальному воплощению). То есть, можно не только «примерить» на себя используемое здесь представление индивидуума, лежащее в основе модельной иерархии, но и самостоятельно повторить (проследить) процедуру выведения макросоциальных законов, следующих из этого представления, каждый раз сверяя получаемые результаты с реальностью (теория преобразует «микро» в «макро» по тем же принципам, что и реальная жизнь). И, наконец, дотошный читатель может сравнить результаты действия этих законов на макроуровне (прогнозы) с реально наблюдаемыми общественными феноменами, сделав собственное заключение о состоятельности теории в целом (Самая достоверная, подтверждённая экспериментом оценка будет получена тогда, когда этой реальностью, даст Бог, станут проводимые в стране реформы, обоснованные настоящей теорией). ОГЛАВЛЕНИЕ
